«Крестная мать беларуского перформанса»

Яркая, бескомпромиссная, эпатажная автор(ка) громких творческих акций — и при том малоизвестная художница. Как такое может быть? В Беларуси — может, и история Людмилы Русовой тому подтверждение.

Архангельск-Минск

Будущая художница-концептуалистка и участница авангардного движения в Беларуси родилась в поселке Дощаное под Архангельском в 1954 году. Уж как она оттуда попала в Минск, история умалчивает — но именно здесь Людмила в 15 лет поступила в знаменитую «Глебовку» — Минское художественное училище.

Затем окончила театрально-художественный институт, отделение монументально-прикладного искусства. Если честно, могла не доучиться — слишком дерзкой и неудобной студенткой она была. Но так вышло, что на курсе она осталась единственной студенткой — так что Людмилу не отчислили, даже когда она сама решила было перевестись в Петербург. Но все же получила диплом в Беларуси.

Да тут и осталась.

Возможно, художница влюбилась в супрематизм и творческое наследие Казимира Малевича. Или в своего мужа и соратника, Игоря Кашкуревича, с которым познакомилась как раз в институте. Или, уж если допустить совсем невероятное — в свою работу на Борисовском комбинате декоративно-прикладного искусства, где она 15 лет занималась текстилем и создавала гобелены в авторской технике.

Комбината, впрочем, уже нет. Если еще в 2010-х госпресса с восторгом рассказывала о «национальном достоянии», традициях и мастерстве ручного ткачества, то в 2020-м Союз художников запустил ликвидацию предприятия.

Не спасло и то, что здесь создали самый большой в мире «Гобелен века» и сувенирные слуцкие пояса. В 2024 году имущество и здание завода в Борисова таки продали и забыли. С произведениями Людмилы Русовой, к счастью, сложилось иначе.

Воскресить Малевича

В 1970-80-е годы в Минске сформировалась художественная среда, «параллельная» официозу. У истоков ее стоял тандем Людмилы Русовой-Игоря Кашкуревича (сына известного графика Арлена Кашкуревича). В своем пригородном доме в Ефимово художники больше 10 лет собирали интеллектуальную столичную публику, которая хотела приобщиться к авангарду.

Позже в Минске художники создали объединение «Форма», а также арт-группу «Плюралис» — встречи ее проходили на базе театра «Христофор» и собирали всех желающих. По нынешним временам «экстремисты» какие-то. Но по тем — у них была и возможность для экспериментов, и место для демонстрации своего творчества (в частности, известная арт-галерея «Шестая линия» в одном из корпусов БНТУ — единственная, что занималась авангардным искусством).

Именно Русову называют автором — и исполнительницей, разумеется, — первого в Беларуси перформанса.

1988 год, 110-летие Казимира Малевича в Витебске было отмечено дерзкой творческой акцией «Воскрешение Казимира»: из супрематического саркофага, скопированного с настоящего гроба художника, выходила Людмила Русова с очень серьезным лицом, вновь пытаясь оживить память о Малевиче… К слову, этот перформанс был показан несколько раз, в том числе в Минске и в Санкт-Петербурге.

В этот период Русова участвовала во множестве групповых творческих проектов — в Витебске и Минске, в Москве и Петербурге, выставлялась в Таллинне, Стокгольме. В 1990-м вошла в Беларуский союз художников.

Потом, перебравшись из деревни снова в Минск, устроила персональную выставку «Проект «Т». Одна из самых известных ее акций — «После» — прошла перед самым закрытием художественной галереи «Шестая линия», как мрачный, но точный прогноз близкого будущего. На глазах изумленной публики босоногая художница поливала ассистентку водой из цинкового ведра, а в финале рубила ей волосы устрашающим мачете.

Перформанс «После», 1997 год, Минск:

Через несколько лет — на одном из первых международных фестивалей перформанса NAVINKI, — Людмила Русова довела начатое до конца и сожгла отсеченные волосы, символически уничтожая и память. К слову, художница участвовала в четырех самых первых фестивалях, пока не решила уйти из публичного пространства.

«Всем уцелевшим партизанам»

Впрочем, Русова была гораздо большим явлением и персоной, чем художница-нонконформистка, и считать ее смыслы с первого взгляда не получится. Когда для творческого высказывания не хватило холста и пространства, она издала книгу. Сборник «Насквозь» объединил тексты и стихи, написанные в 1994-1999 годах, которые логически продолжали и дополняли друг друга, а также графические работы «Мумифицированный знак», которые не раз выставлялись в Беларуси и за границей.

А спустя пару лет, на Navinki-2002, Людмила раздала всем посетителям оставшиеся экземпляры книги, а последний, свой собственный, разорвала под фонограмму хохота…

В 2000 году состоялся еще один эксперимент — вместе с фотографом Сергеем Ждановичем художница представила проект «Игра в куклы»: фото, тексты, а также серия перформансов, предварительно снятых на видео в квартире-мастерской Русовой.

«Игру в куклы» показали сначала в минской галерее NOVA, для беларуской просвещенной публики, затем в Питере, скорее, для фотографов.

А в 2003-м в той же столичной галерее был представлен синтетический проект «Место танцев», в котором Русова собрала воедино фотоснимки и монтаж Сергея Ждановича и Алексея Великжанина, видеофильм Натальи Зубович, музыку Алексея Варсобы и «живую скульптуру» в исполнении Ирины Симановской. И это был последний выход художницы к публике.

Последний перформанс

Людмила Русова болела, долго и тяжело. Признаки нездоровья проявились еще в институте: по воспоминаниям Игоря Кашкуревича, она могла рисовать по 20 часов в день, даже когда руки буквально тряслись от перенапряжения. Когда не смогла управлять правой рукой — стала рисовать левой.

Она не согласна была приспосабливаться и терпеть. Если стул казался слишком высоким — отпиливала лишнее. Нужно было повесить картину — брала молоток в руки. Не устраивал цвет в мастерской — хватала банку краски и перекрашивала стены, хоть на следующий день оказалась в больнице с отравлением.

В 1990-х они с мужем расстались: он вскоре уехал в Берлин, она осталась в Минске. Хотя уже знала, что у нее — онкология. Возможно, поэтому она работала как одержимая, не щадила себя, не жалела об отсутствии детей. И, кстати, по словам директора галереи «Шестая линия» Ирины Бигдай, терпеть не могла слово «художница», говоря: «Хорошая работа — та, где я не вижу, что это сделала женщина».

…В 2005 году молодой британский фотограф Vincent Mundy снимал серию фотографий «Беларуские художники в быту». Его привели в гости и к Людмиле Русовой — и та устроила еще один перформанс: надела парик, включила музыку и танцевала под Курехина.

30 мая 2010 года Людмилы Русовой не стало. Сестра Алла Дерио, которая провела с ней последние месяцы жизни, передала часть работ художницы на хранение в Витебский областной краеведческий музей — пожалуй, там находится самая большая на сегодня коллекция ее картин, гобеленов, фотографий и личных вещей.

А вот издать полный каталог работ — задача почти невыполнимая: картины Русовой находятся в фондах союза художников и Национальном художественном музее, но также в музеях Германии, США, частных коллекциях в Берлине, Бостоне, Варшаве, Вильнюсе, Гданьске, Риге, Стокгольме и немного в Минске.

Впрочем, в 2015 году в серии «Калекцыя пАРТызана» вышел альбом «Людмила Русова», составители которого впервые собрали фотодокументы и работы художницы, от живописи и гобеленов до коллажей и перформансов.