Медик: «Мне предложили поехать в СИЗО и возбудить дело. Или написать явку и выплатить сумму, превышающую донат в 25 раз»

— Еще два месяца назад я не планировала уезжать. Беларусь — мой дом, я здесь родилась, выросла, тут похоронен мой отец. То есть «это вы, пожалуйста, уезжайте из страны», а я буду дома, — рассказывает Ирина (имя изменено по просьбе героини) в интервью «Салідарнасці». — Но в Беларуси рано или поздно до каждого очередь доходит.

Не могу сказать, что была суперактивным участником протестов, но ходила на марши, была на цепях солидарности, выходила на цепи солидарности с коллегами-медиками возле нашей больницы. Тихарей было много, мое лицо сто процентов засветилось. Вопрос только в том, где и насколько.

После первой цепи солидарности медиков со мной хотела побеседовать идеолог, но заведующая меня отбила, сказала: хотите поговорить — приходите, проведите беседу со всеми молодыми специалистами. В итоге эта история закончилась.

Пару месяцев назад я была на одной из своих трех работ (медикам в Беларуси мало платят — приходится крутиться). В тот вторник мне позвонили с незнакомого номера. А я не тот человек, который боится незнакомых номеров. Мне постоянно кто-то звонит по делам.

Первая фраза, которую я услышала: «Здравствуйте, вас беспокоит КГБ Минска и Минской области. Хотим пригласить вас на беседу для разъяснения некоторых вопросов. Когда сможете к нам подъехать?»

Когда я сказала об этом звонке друзьям, большая часть, конечно, сказала: «уезжай, потому что ты может оттуда не выйти». Но я человек любопытный, мне хотелось знать, что знают они. Может, то, что я часто за границу выезжаю? Чем я привлекла внимание?

Поэтому я пошла на встречу. Как оказалось, весь сыр-бор был из-за доната. Одного-единственного в 2020 году в BY_Help. Естественно, никого не интересовало, что на тот момент организация не была признана экстремистской.

Как у нас с донатами сейчас работают, ни для кого не секрет. Если донат единичный, и ты больше вроде как нигде не засветился, то ты должен заплатить благотворительный взнос.

Мне предложили поехать в СИЗО и возбудить уголовное дело. Или написать явку, что я перечисляла деньги туда-то и обязуюсь выплатить в течение трех дней сумму, превышающую донат в 25 раз. Мне выставили счет — 500 долларов, которые я должна была перечислить в медицинское учреждение.

— То есть вы написали типа явку с повинной, что явились сами?

— Они не отправляют повестки, а вызывают, чтобы при встрече найти у тебя платеж.

— Сотрудники КГБ смотрели ваш телефон?

— Да, говорят: давайте ваш телефончик посмотрим, разблокируйте, пожалуйста. Все эти вопросы — минное поле.

«Знаете, почему вас вызвали?» — «Нет».

— «Принимали активное участие в массовых мероприятиях?»

И ты не знаешь, как ответить правильно, говоришь: «Нет».

«Оставляли ли комментарии?» — «Нет». — «Перечисляли ли деньги в Байпол, Белпол?» — «Нет». — «Иные организации?» — «Нет».

А тебе отвечают: пожалуйста, с вашей карты такого-то числа такой-то номер перевода. У них есть распечатки банковские. А с помощью моего телефона им нужно просто подтвердить, что платеж был туда, куда они думают.

И все — ты финансируешь экстремистскую деятельность, а это колония от 3 до 5 лет. КГБшники со старта дают понять, что у тебя выбора нет. Сказали, что из-за того, что вы такая молодец, нигде не засветились, вам дается такая возможность.

Когда мой телефон подключили к компьютеру, я поняла, что больше не смогу воспользоваться ни этим гаджетом, ни почтой, ни всеми аккаунтами, что там есть.

Я понимала, что донат — это только начало. Подруги сидели на сутках с девушками, попавшими в подобные истории. Сначала платишь за донат, потом отправляют на сутки, после врываются с обыском и находят что-нибудь. Поэтому решила не знакомиться со всеми возможными структурами, которые могут меня посетить.

Я заплатила 500 долларов. Во-первых, чтобы выехать из страны. Во-вторых, не хотела, чтобы на мою семью было давление. На тот момент я не понимала свой статус, могу ли выехать из Беларуси. Поэтому поехала, как многие, через Россию, оттуда в Армению, а из Армении — в Польшу.

У меня не самая худшая ситуация, была туристическая виза. У многих такой роскоши нет. Я понимала, что нужно было иметь запасной план, и в январе сделала документы для работы официанткой.

С сотрудником КГБ мы договорились, что оплачу взнос до понедельника, а уезжала я в тот же день, сразу после визита к ним. Я должна была принести им выписку, подтверждающую платеж, но этого не сделала. Оплачивала взнос моя мама, на которую я успела сделать доверенность. Знаю, что были случаи, когда люди приносили в КГБ квитанцию — и после этого их сажали.

После беседы с КГБшником я пришла на работу, успела даже отработать пару часов, попрощалась и уехала на вторую работу, сообщила, что завтра не выхожу. У меня смены стояли пять дней подряд.  

Приехала домой. У меня до сих пор эта картина проигрывается в голове. Ты не понимаешь, можешь ли находиться в квартире, но при этом открываешь холодильник. Достаешь рис, грибочки и думаешь: надо доедать.

С Нового года банка икры осталась. За границу консервы нельзя. Ну что, будем есть? Сидела, ела рис с грибочками, икрой закусывала. Такая вот дуристика. Кинематографичная, в стиле Балабанова.

При этом ты слышишь шорох в коридоре и не понимаешь, кто там копошится. Соседи? Или кто-то пришел?

— Как вам жилось в Беларуси с психологической точки зрения?

— В моем окружении нет ни одного ябатьки. В моем случае было тяжело даже не с точки зрения, что происходит вокруг, а касаемо внутреннего круга, потому что все мои друзья уезжали из страны.

Мою подругу в июне прошлого года задержали. В 2020-м у нее было три задержания. По кругу идет. Она до последнего не собиралась уезжать. Но в итоге уехала.

Что касается дел с донатами, такая же тенденция. Ты заплатил официально, принес им квитанцию. А потом тебя вызывают еще раз, показывают твои документы и говорят: а теперь то же самое, только налом. Деньги заканчиваются, а кормушку пополнять надо.

Еще одну подругу под Новый год задержали, а мы планировали вместе праздновать. Она вышла после суток и в тот же день, естественно, уехала. Безнадега. Но в обществе люди живут обычную свою жизнь.

Нет такого, что ты едешь в автобусе и боишься с кем-то разговаривать. Ты понимаешь, кто твоя целевая аудитория, а кто — нет. Разделение на чужих и своих было еще на старте, поэтому ты просто замыкаешься, есть твой внутренний круг — и все. Ты дальше него особо не выходишь.

У меня достаточно устойчивая психика. Я справлялась двумя путями. Первое — я очень люблю путешествовать, поэтому регулярно куда-то выезжала. Второе — ты просто замыкаешься в четырех стенах. Если мне никуда не надо идти, я могла спокойно просидеть дома сутки-двое-трое. Это про замыкание, ограждение себя.

— Думали о том, вернетесь ли на родину?

— Мне, конечно, хотелось бы, но я понимаю, что не сейчас. Это мой дом. Я всегда бы хотела бы туда вернуться. Но при этом есть какое-то странное ощущение того, что у каждого своя очередь, за каждым там приходят в свое время. И мы как раз буквально за два дня до того, как эта кутерьма завертелась, разговаривали с родственником о том, что могут прийти завтра.

В день моего отъезда близкие спрашивали, сколько лет моему паспорту, залечила ли я зубы, сделала ли доверенность. Для человека со стороны эти вопросы могут показаться какой-то ерундой. Ты еще не эмигрант, но знаешь, что будешь им. Вопрос — когда?

Это как карточный домик, который ты все строишь-строишь, а на определенном этапе купол снимают с него, и ты: ну всё, гори сарай гори и хата.

Да, я хотела бы быть дома, увидеть свою семью, потискать свою кошку…  Много чего хотела бы, но это не острая нужда. Пока что у меня еще нет какой-то ломки. Пока что я головой понимаю: оседаем, заземляемся, строим новую жизнь. Как будто бы пора.

В Вильнюсе на одном мероприятии, где было много уехавших беларусов, я сказала, что немножко даже завидую вам, уехавшим, потому что вы можете начинать жить дальше. А мы — все, кто остались — в режиме заморозки. Мы ничего в своей жизни не меняем, ни в каких смыслах — ни работу меняем, не заводим никаких отношений. Ну вот, пожалуйста, получите — распишитесь. Бойтесь своих желаний.

Моя заморозка закончилась. Началась новая жизнь, с новым языком, с новыми документами, новыми организациями.

Очень хорошо, что в начале этой жизни есть шелтер для репрессированных беларусов и волонтеры, которые эту систему выстраивают. И ты уже не являешься таким выпавшим на берег карасиком.

Большинство людей, которые находятся в шелтере, занимаются вопросами легализации. Им помогают волонтеры.

Мне эти вопросы предстоит решать после сезонной работы официанткой. Я не хочу больше работать в медицине, ненавижу свою профессию, не хочу в ней оставаться.