Морозов: «Путин привел все к форме бывания извращенного советского человека»

– Вот что меня занимает в последнее время. Последние 15 лет СССР я прожил уже в сознательном возрасте, много читал, много ездил по стране, – пишет Морозов. – И народная жизнь была мне явлена во всех ее изводах, как и всему моему поколению: и в типографии я работал в цеху с работягами, и в философской редакции работал младшим редактором, и как все ездил на всякие «картошки», и был на квартирниках Гребенщикова, и с научно-технической интеллигенцией на слетах КСП, и в Сибири был, и на Севере.

И вышел я в ментальном состоянии в 1989-191 гг с убежденностью, что никакого «советского народа» нет. Народ есть, он явлен, и это мы сами.

Но то, что есть именно «советский» народ — как это было зафиксировано в Конституции 1977 года (а процесс ее подготовки шел десять лет) — я это считал просто казенной идеологической галиматьей: вот это все — про «новую историческую общность», которая наконец «сложилась».

И дальше, когда в 1991 году все это исчезло, то я считал, что поскольку никакого «советского народа» и не было, то он и не «исчезает». А просто начинается формирование нового народа нового государства. И так я думал все 90-е годы, а затем и все нулевые.

Это была ошибка. Теперь оглядываясь назад, я понял, что «советский народ» — это была не просто умозрительная конструкция советских официальных псевдомарксистов, которым надо было как-то выйти из ранней концепции классовой борьбы к мирной рутине потребительского общества, а что «советский человек» реально сформировался как своего рода «гражданская нация».

И сейчас, глядя на путинизм в этой его нынешней фазе, я вижу, что все это форма бытования «советского человека», травмированного постсоветским периодом.

Когда сейчас я вижу самых разных персонажей во многих постсоветских странах — Додона, Медведчука, Уманова, Варданяна, Путина, и всю огромную толпу участников становления рыночной экономики, превратившихся в лютых путинских мракобесов и антилибералов, я вижу в них вовсе не «имперство» (этот концепт мне кажется мало что объясняющим), а я вижу в них необоримую силу «советского человека как новой исторической общности».

Это все — искалеченные «советоиды», рассеянные не только по странам бывшего СССР, но и теперь их можно встретить по всему миру. Поскольку в постсоветский период они расселились-разбрелись и по югу Франции, и на Балканах, и заселились на Рейне, как репатрианты из СССР.

Проблемой оказалось то, что население центрального обломка СССР — России — не смогло за 30 лет найти никакой новой формы «общности». И если у других народов новый «нацбилдинг» — пусть и со сложностями и нервно — но пошел и привел к результату, то в РФ он вообще не пошел никуда.

И Путин привел это все окончательно к форме бывания «извращенного советского человека». Он извратился рынком, но не перестал видеть свою идентичность как некий аналог «советскости».

Разумеется, Путин («коллективный Путин») не может создать тут ни «имперской нации» периода царизма, ни «советского народа» эпохи СССР, просто потому что нет этих исторических рамок.

Но он может погрузить население в «геополитический делирий», который не формирует «гражданской нации» в границах РФ, но укрепляет длящуюся иллюзию существования народа как бы на воображаемой платформе «советского единства».

Отсюда и то, что принято называть «инфантилизмом», и то, что сохраняется типично советский «брутализм» в повседневности, и инерционное понимание «братскости» якобы братских народов, и сохраняющееся совершенно советское пренебрежение к институтам при высокой ценности коммунальных связей («советский народ — коммунальный, а не социальный»).

Тут надо подчеркнуть, произошел не реальный поворот к «советскости», а погружение в сновидение.

Но это сновидческое состояние советоидности — оно позволяет непрерывно манипулировать населением несостоявшимся как гражданская нация. Манипулировать за счет — в первую очередь — потока опознаваемых всеми культурных образов, когда-то пронизавших все пространство: от песенки «Прекрасное далеко» до мемов из «Двенадцати стульев».

Это огромный корпус символов, мемов, эпизодов вмененной коллективной памяти, которые создают мощную платформу «советоидности».

От нее сейчас целенаправленно пытаются оторваться в разном направлении все народы бывшего СССР — казахи, беларусы, молдаване, украинцы, и до сих ведут борьбу с ней у себя даже литовцы, эстонцы, латыши.

При этом везде эта платформа еще есть. Она выражена не в приверженности «коммунизму» или «левой идее», не в симпатиях к официальной советской идеологии, и не в стремлении воспроизводить «русскую имперскость», она является чем-то вроде инстинктивной верности «чебурашке», то есть какому-то размытому воспоминанию о коллективном прошлом.

И вот это post mortem советского народа в виде Путина, Медведчука, Алксниса, Матвиенко, Додона, а затем и сползших к «чебурашке» Набиуллиной, Мантурова, Валерия Фадеева, митр.Тихона Шевкунова, Никиты Михалкова и проч. и проч. — он существует «трансгранично», имея теперь источником радиации Кремль.

Так что «Левада-центр» и покойный Борис Дубин были правы: центральный социологический сюжет всего этого «постсоветского периода» заключен просто в длящемся существовании «советского народа» в извращенной, посмертной форме.

Вот так я теперь стал думать, вспоминая «всенародное обсуждение Конституции 1977 года».