«При прогнозировании любых электоральных кампаний стоит быть весьма аккуратным. Общество изменилось»

— Рассматривать прогнозы на политическое будущее Беларуси бессмысленно без анализа внутреннего положения с точки зрения взаимодействия различных социальных групп внутри страны. А, между тем, в этой среде проходят тектонические сдвиги, которые уходят в стороне от фокуса мейнстримных медиа.

Один из самых сокровенных страхов людей, которые являются фундаментом режима — это страх потерять работу. Когда государство является одним из самых главных работодателей в стране, то перспектива оказаться в ситуации, когда на твое место конкурс и туда могут попасть люди более молодые, более талантливые, да хотя бы банально владеющие английским языком — это страшная перспектива для среднестатистического функционера, чиновника, работника не очень высокого масштаба.

Потому что у этих людей нет навыков, востребованных на современном рынке труда, а в таксисты все не пойдут. В итоге эти люди и есть опора режима, кровно заинтересованные в том, чтобы он существовал до их пенсии как минимум. В комплект «мотивации» любого средних лет милиционера входят напущения от начальства: если вы уйдете отсюда, вас никто на работу не возьмет, потому что вы ничего не умеете.

Во многом это являлось одной (не единственной) из причин, почему в 2020 году стачечное движение забуксовало. Потому что одно дело сделать заявление, пройтись маршем и совершить иные символические действия. Другое дело — потерять работу.

В Беларуси более 60% людей живут от зарплаты до зарплаты. Потеря работы — это страх голода, это вопрос базового выживания семьи.  Когда на кону ставка твоего физического выживания — лучше бастовать как-то поаккуратнее. Например, по выходным.

В итоге страхи реализовались, но с неожиданной стороны. Не «злые бчбшники», дорвавшись до власти, запустили приватизацию и люстрацию, выкинув десятки и сотни тысяч людей на улицу, которым до пенсии всего-то оставалось 2-5-10 годиков. Это сделала сама власть, путем массовых чисток всех нелояльных.

Подписки за неправильных кандидатов, рейды по предприятиям с просмотром телефонов и отработкой всех связей. Стукачество на коллег — куда же без него, кушать хочется всем, а хлебных мест мало.

Сегодня в республиканском списке экстремистских материалов более 5000 позиций. Практически любой человек мог подписаться, например, в одноклассниках, году в 2015-м, на вполне респектабельный тогда паблик тутбая или сообщество «новости Крулевщизны». А сегодня эта подписка, про которую человек уже и забыл давным-давно, и лоялен в доску, и работу проводит как надо — внезапно обнаруживается сотрудником, по случаю, в рамках отработки или по доносу любимых коллег.

В результате человек теряет работу, получает сутки или штраф (где как) — это ерунда, пережить можно. Самая большая проблема, что на этом человеке стоит большой жирный крест с точки зрения трудоустройства на любую работу, связанную с государством. Если повезет, могут рассмотреть на рядовую позицию. Людей не хватает. На руководящую, даже минимального уровня — никогда.

Отдельная проблема связана с политическими «химиками». Домашняя «химия» сейчас активно применяется в качестве наказания рядовым участникам протеста. Проблема в том, что «химики» обязаны работать. А работодатели чураются от них, как от чумы, — понятно, какие риски может принести наличие такого человека у тебя в штате. Да и работник такой в любой момент за минимальное нарушение режима может уехать на сутки или в колонию.

Ну и финансовый вопрос. Несмотря на дикий дефицит кадров, зарплаты в Беларуси неконкурентоспособны с российскими, про польские даже говорить нечего. А речь идет как раз о людях, которым, кроме базовых зарплат, ничего не светит. Все не могут уехать, многие выбирают тюрьму вместо эмиграции, в тюрьме хотя бы кормят и родственники рядом.

В результате в Беларуси образуется целый класс людей, которым нечего терять, потому что у них ничего нет, нет никаких жизненных перспектив и нет никакого будущего. В лучшем случае — тяжелая работа на износ, на обеспечение базовых потребностей.

В Беларуси более половины пенсионеров продолжают работать. А ведь эти люди, по идее, должны быть властью максимально обласканы, они ее ядерная опора.

Характерен символический пример с нападениями на сотрудников, проводивших задержания. Первый пример — Андрей Зельцер. Его профиль вписывается в типичную картину протеста 2020 — айтишник в столице, с заработком сильно выше среднего. Имеющий сильные расхождения с властью по ценностным причинам.

Последний пример — недавнее нападение на сотрудника в Могилеве. 62 года, мужчина, из региона, год до пенсии. Отрабатывали — видимо, где-то засветился. Значит, остался без работы. Что терять человеку без работы, которому остался год до пенсии? Он не айтишник, он не уедет в Варшаву или Вильнюс. Он даже в Москву на стройку не сможет поехать — это требует здоровья и определенных физических сил. Всю жизнь прожил в Могилеве (восток Беларуси, родной регион Лукашенко).

В результате при стрессе реакция — резать ножом. Не самая здоровая реакция, но до 25% населения Беларуси страдают проблемами с психикой. Это не цифра с потолка, это слова доцента кафедры БГМУ, который озвучил их в интервью.

Одним из отличий беларуской революции 2020-го и последнего киевского майдана был состав актива. Прогрессивно-столичная часть общества присутствовала и там, и там.

Только в Беларуси не было другой части: безработных, вахтовиков, заробитчан из дремучей глубинки. Которые приезжали с простой целью — показать власти, что они есть и что терять им нечего, кроме очередной временной работы. Для них вопрос евроинтеграции — это вопрос выживания. Это конкретно вопрос доступа к европейскому рынку труда, шанс выбраться из дыры, где они оказались после развала советской экономики и приватизации ее остатков.

Человек, которому нечего терять, потому что у него ничего нет, у которого не очень здоровая психика (а откуда она возьмётся здоровая, когда из стабильного в твоей жизни — только беспросветная дыра, в которой ты живешь) гораздо более подвержен радикализации.

И когда будет высочайше доложено, что последний молодой-идейный-столичный «змагар» покинул пределы синеокой, может внезапно оказаться, что на улицу выйдут совсем другие люди. С совсем другими целями, ценностями и принципами. С другим настроем, другого поколения. Люди, которым больше нечего терять.

Это не мифические «работяги, которые выйдут», миф в оппозиционной среде наравне с «выйдут сто тысяч — мы победим». Организаторы стачек конца 80-х прекрасно помнят, что само руководство заводов мотивировало и помогало рабочим организовывать эти стачки, исходя из интересов своей ведомственной борьбы. Это будут люди без работы и без перспектив.

Поэтому при прогнозировании любых электоральных кампаний стоит быть весьма аккуратным. Общество изменилось, и на место тех, с кем можно было договориться году эдак в 2019 (дать больше мест в парламенте, разрешить флаг, продолжить аккуратные либеральные реформы), в случае следующего социального взрыва придут люди, с которыми априори невозможно будет договориться.

Потому что они ничего не будут хотеть, помимо тотального разрушения государства, которое сломало им жизнь.