«В карцере тебя ведут по коридору в душ, ты пытаешься выхватить глазом бирки с фамилиями на дверях камер. Так вот, всегда процентов 70 бирок — желтые»

— Максимальное количество суток в ШИЗО, которые могут назначить, — десять. Для «политических» — это минимум. Потом в твоем карцере найдут несуществующую паутинку или просто напишут, что отсутствует уборка. На самом деле, ты не всегда даже знаешь, какое нарушение тебе вписали, чтобы добавить следующие 10 суток, — говорит Олег (имя изменено — С.).  

Сам он в ШИЗО и ПКТ провел больше полугода. Во время своего заключения мужчина побывал в СИЗО на Окрестина и на Володарского, а также в одной из ИК.

«После того, как заканчивалась нормальная картошка, полтора-два месяца кормили гнилой три раза в день»

— В основном меню во всех местах почти одинаковое. Везде готовят сами зэки — и в СИЗО, и на зоне. Был один непродолжительный период, когда у нас на щах стоял какой-то настоящий крутой повар. За что он сидел, не знаю.

Вот он умудрялся даже из тех продуктов готовить не просто сносно, а вкусно.

А так с питанием есть большие проблемы. Самая главная в том, что в рационе вообще нет никаких витаминов и полезных микроэлементов. Из значимых продуктов, пожалуй, было только яйцо, которое давали два раза в неделю.

В остальном, на завтрак — сечка, овсянка, перловка, бывало, рис, пшенка и даже несколько раз гречка. Разумеется, все без масла и каких-либо приправ, хорошо, если присоленное, по факту, просто переваренная крупа.  

В обед, считалось, что дают блюдо с мясом, допустим, макароны по-флотски, картошка или каша с тушенкой. На самом деле был только запах мяса и, в лучшем случае, привкус. Ощущение, что они одну банку тушенки размешивают на всю кастрюлю.  

Супы редко можно было есть, особенно отвратительным был рассольник, в котором плавали одни огурцы.  

На ужин была либо тоже каша, либо картошка. Пару раз в неделю давали рыбу. Ну как рыбу — мойву или сайру, которые нормальные люди берут на корм котам.  

Фруктов, понятно, не было никаких и никогда. А вот овощи были. Например, были целые периоды, когда давали одну капусту — и на завтрак, и на обед, и на ужин.

Или после того, как заканчивалась нормальная картошка, полтора-два месяца кормили гнилой, именно гнилой, и снова три раза в день. Она настолько противная на вкус, что есть ее невозможно даже голодному.

Из картошки не готовили какие-то блюда, допустим, даже про обычное пюре мы могли только мечтать. Ее просто варили в воде, иногда туда добавляли соль.  

Во время «картофельной диеты» утром была просто вареная картошка, в обед — то, что у них называется «с мясом», на ужин добавляли капусту и называли это «рагу».

Раз в неделю давали котлету, обычную, столовскую, не знаю, из чего, — но мы все ждали этот день, как праздник. Правда, пару раз котлеты были испорченными, и абсолютно все, кто их съел, следующие сутки промучились с отравлением.  

— Все бывшие политзаключенные рассказывают об ужасно сваренных макаронах, после которых у людей тоже начинаются проблемы.

— Макароны там также дают часто, и они действительно как клейстер. Дело в том, что всю еду готовят в столитровых выварках. Сначала варят столько, сколько положено, а потом в течение всего завтрака, обеда или ужина эта баланда преет в горячих котлах.  

Один прием пищи длится три часа. За это время должен поесть каждый отряд. Два отряда вместе в столовой находиться не могут.

Естественно, за несколько часов любые макароны превратятся в гель, а все остальное будет ужасно переваренным.

Жидкости в день дают очень мало — стакан чая утром, и в обед чай, кисель или компот. В обычных камерах и даже в ПКТ можно было дополнительно самому заварить себе чай или кофе. А вот в ШИЗО нельзя брать с собой ничего.  

Масло дают только «диетчикам», остальным никакие молочные продукты не дают вообще. При этом масло вроде бы продается в магазине на отоварке, но, к сожалению, его редко можно успеть купить.

Вообще все важные и нужные продукты, как правило, раскупают очень быстро. Приходишь в магазин, а там нет ничего, кроме печенья и стирального порошка.

Спасение — это посылки. Они очень выручают даже при том, что список разрешенного для пересылки ограничен. Однако есть люди, которых лишают и посылок, и возможности купить что-то на отоварке.

«Издевательства над «политическими» начинаются с самого начала, некоторых прямо с карантина отправляют в ШИЗО»

— На зоне «политических», то есть тех, кого помечают, как евреев в гетто, желтыми бирками, — примерно 25-30%. Издевательства над ними начинаются с самого начала. Ты заезжаешь в зону и сразу отправляешься на две недели на карантин.

Он проходит в отдельном блоке, который нужно убирать по нескольку раз в день. Естественно, на эту уборку в основном ставят политзаключенных. Обычным уголовникам за две недели могут дать уборку один раз, политзаключенному — каждый день.

Например, у меня на карантине было только два дня, когда меня не ставили. На самом деле убираться не сложно, допустим, в столовой нужно повесить лавки, протереть столы, подоконники, вымыть посуду, полы. Два человека вполне за час справляются.

И вот ты все натрешь до блеска, но приходит дневальный и начинает придираться, чтобы ты снова и снова переделывал. То есть это просто такой вид издевательства.

Кроме уборок по графику могут дать дополнительное задание, вымыть еще и «локалку». Это локальная зона отряда на улице. То есть нужно мыть асфальт щетками с моющим средством.

Как-то мы вчетвером вымыли весь двор за 20 минут, дневальный пришел принимать и говорит: «Делайте еще раз. Слишком быстро».

Покидать «локалку» без разрешения нельзя. Вернее, обычные уголовники могли выходить, нарушали сплошь и рядом. Им за это ничего не было.

Политзаключенному, чтобы выйти, нужно взять разрешение. Но даже получив его, мы могли выйти только с кем-то «неполитическим», то есть с тем, у кого белая бирка. Или с дневальным. А тот далеко не всегда соглашался, очень надо ему с каждым ходить.

Если человек с желтой биркой появляется там, где ему запрещено, — это сразу нарушение.

Вообще нарушения политзаключенному стараются навесить еще на карантине, поэтому иногда некоторых прямо оттуда отправляют в ШИЗО.

Если повезло и ты проскочил карантин без нарушений, то, как правило, за первые месяц-полтора тебя доведут до «злостника», то есть злостного нарушителя режима.

Наказаний для «злостника» целый арсенал: можно сократить количество денег на отоварку до двух базовых, можно лишить посылок, бандеролей, телефонных звонков, свиданий.

Но «злостников»-политзаключенных чаще всего отправляют в ШИЗО — и это, на мой взгляд, самое страшное.

Вообще наказаниями в виде ШИЗО и ПКТ больше всего «одаривают» именно политзаключенных.

Эти карцеры находятся в отдельном крыле, и когда там тебя ведут по коридору в душ, ты пытаешься выхватить глазом бирки с фамилиями на дверях камер. Так вот, всегда процентов 70 бирок — желтые.   

Конечно, никаких отдельных прописанных правил для содержания «политических» не существует. Все это — сплошь импровизации режима.

По правилам, в отряде нам вроде бы можно все, что и остальным. Но в реальности запрещено ходить в клуб, в качалку. Из развлечений — раз в неделю библиотека.

Все время нужно быть начеку, потому что кругом куча желающих на тебя донести, чтобы получить дополнительный звонок, передачу, свиданку или другие бонусы. Такие люди стараются увидеть, с кем ты общаешься, и услышать, о чем.

Сейчас уже и во всей стране система настроена так, чтобы за любой компанией, где больше двух, кто-то следил и доносил. Этот принцип они позаимствовали на зоне.

Пять раз в день всех политзаключенных вызывают на профучет. Они должны построиться на плацу, чтобы проверяющий сверил «политических» из каждого отряда по спискам.

Проверяющий может прийти через 10 минут, а может через 40. Политзаключенные все это время обязаны его ждать на плацу, при этом неважно, на улице дождь, снег, жара или мороз.  

Плюс к этому есть утренняя и вечерняя проверка всей зоны. Тогда на плац выходят все строем и тоже ждут. Особенно тяжело стоять в черных робах и кепках в жару. Помню, прошлым летом было +35 и под палящим солнцем было ужасно.

«Это самая грязная и очень вредная работа: мы целый день дышим металлической пылью, пока достаем из проводов свинец»

— Надо сказать, что большая часть правил на зоне не имеет никаких ни воспитательных, ни образовательных, ни этических обоснований. Но тебя заставляют им следовать.

В то же время у «политического» практически нет шансов избежать наказаний, даже если ты стараешься все четко исполнять.

По моим убеждениям, вся система там настроена так, чтобы ты всегда что-то нарушал. И этот принцип я тоже обнаружил на свободе после освобождения. В стране созданы целые списки того, что можно и чего нельзя.

А на зоне вертухаям поставлена задача, чтобы политзаключенные как можно больше времени проводили в ШИЗО и ПКТ.  

Одним из самых простых способов разобраться с неугодными является «кешарка». Это комнатка, где хранятся личные вещи заключенных. На каждой сумке должна быть опись того, что находится внутри.

Причем если ты взял пачку чая или носки, должен тут же отметить это в описи. Принес постиранные вещи — должен все вписать.

В «кешарку» заходишь раз пять в день, потому что постоянно нужно что-то из еды или вещей. И ты все время должен контролировать опись. Хочешь-не хочешь, в какой-то момент что-то можно упустить.

Этим пользуются контролеры, они никогда не проверяют вещи обычных уголовников, в «кешарку» всегда вызывают только «политических», и, если у тебя, к примеру, не хватает пары носков или, наоборот, одна окажется лишней, считают это большой удачей.  

Потому что тебе можно влепить нарушение, за которое через несколько дней начальник назначит наказание.  

Если человека не удалось подловить в «кешарке», он легко может «провиниться» с содержимым тумбочки, в которой должны находиться только строго разрешенные вещи: один конверт, одна тетрадь, одна ручка, кружка, кипятильник, чай (100 г), кофе (100 г), сахар (1 кг).  

Если вдруг ты получил письмо и решил оставить его до вечера, чтобы написать ответ, — это нарушение, потому что тогда у тебя в тумбочке будет уже два конверта.

Если тебе прислали фотографии, и их больше пяти, — это тоже нарушение.

И таких мелочей, на которые для обычных уголовников закрывают глаза, а «политическим» они просто не оставляют шансов, там придумано очень много.

А если на тебя еще есть «заказ», то есть кто-то на тебя донес, оклеветал, то искать нарушение будут с особым усердием, будут выворачивать сумки, тумбочки и нары до тех пор, пока не найдут, к чему придраться.

За мной так однажды гонялись несколько дней, и я уже понимал, что на меня есть «заказ», и они все равно не отстанут. Тем не менее в отряде меня так и не смогли ни в чем уличить, пришлось идти за мной на «промку» (промзону — С.).

Большинство «политических» работают на разборке металла. Это самая грязная и очень вредная работа. Мы целый день дышим металлической пылью, пока достаем из проводов в основном свинец.

Он идет на изготовление патронов для российской армии. А на деревообработке ребята делают ящики для патронов и снарядов.

Понятно, что там найти нарушения тоже не составляет никакого труда.

— А зачем им вообще столько сложностей — ходить, искать, проверять, почему просто не сказать, ты мне не нравишься, иди в ШИЗО, что по факту является правдой?

— Потому что, как бы абсурдно это ни звучало, у них все должно быть по закону: реальное нарушение, реальная бумага — заслуженное, в их понимании, наказание.   

Хотя сами они по отношению к нам нарушают свои же правила постоянно. Допустим, всем положены звонки раз в неделю, а «политическим» — раз в десять дней. Бывало, на звонки не водили по нескольку недель без каких-либо объяснений.

При этом в конце месяца вывешивается график по звонкам на следующий месяц. Там указано, кого в какой день поведут звонить, и человек может заранее предупредить родных, чтобы они ждали.

«Политических» в этом графике нет. Нам о звонках сообщали за 20 минут, и мы никогда не знали, когда за нами придут. Естественно, и родные не знали, поэтому часто было сложно дозвониться.

Опять же, звонить можно только родным из ближнего круга. Это правило вроде бы существует для всех, однако обычные уголовники могут звонить даже девочкам по переписке. Их никто не слушает.

Политзаключенный может позвонить родителям, супруге, детям или родным сестре/брату. Если таковых не имеется, значит, не будешь звонить.

Если есть только кто-то один из этого списка, и он не отвечает, звонок все равно считается исчерпанным. Из-за того, что нас внимательно прослушивают, говорить можно практически только о погоде.  

Если вдруг политзаключенный во время звонка наберет номер, который не указан у него в карточке разрешенных номеров, — сразу ШИЗО.

С письмами у «политических» такая же ситуация, как и со звонками. Писать можно только родственникам, отмеченным в карточке. И передают письма только от них, но далеко не всегда.

Мне приходило одно из трех писем, а мои иногда не доходили родным по полгода.

«Четыре метра, семь шагов в одну сторону, семь обратно — и так 14 из 16 часов бодрствования»

— В ШИЗО и ПКТ лично я провел больше шести месяцев.  

ШИЗО — это комната размером полтора на четыре метра. Там есть дырка в бетонном полу, умывальник и полочка, на которую можно положить зубную щетку, пасту и мыло.

С собой можно взять полотенце и туалетную бумагу. На этом все. Тебе выдают робу с нашивкой «ШИЗО», не утепленные штаны и рубаха без пуговиц, — и ты в этом живешь.

В зимнее время года разрешают надеть термобелье. Однако и оно не спасает. По моим ощущения в ШИЗО не больше 13 градусов.

Ночью, чтобы спать, от стены отщелкивается нара. Просто деревянная нара с металлической окантовкой. Ни матраса, ни одеяла, ни подушки у тебя нет. Ты должен лечь на эту голую ледяную нару.

Ты ложишься и вроде бы даже засыпаешь, но минут на двадцать. Просыпаешься от того, что тебя колотит от холода. Встаешь и начинаешь приседать, отжиматься, ходить туда-сюда минут 30-40.

Вроде согрелся, ложишься и снова хватает минут на 20 поспать. И так всю ночь — спишь по 20 минут.

— И так каждую ночь?

— Конечно.  Днем я постоянно ходил из угла в угол, поэтому не замерзал.

Вообще ШИЗО могут дать и 3, и 5 суток, якобы соизмеримо проступку, десять — это максимум. «Политическим» никогда меньше не дают, им десять дают на старте, а потом докидывают.

Поэтому политзаключенные находятся в ШИЗО и 20, и 30, и 50 суток. Я там суммарно провел 60 суток.

Еда в ШИЗО только тюремная, и ее дают откровенно мало: черпак первого, черпак второго, 150 г напитка.  

— Что тяжелее — морально или физически перенести это?

— Тяжело все. Самые сложные для меня были первые два-три дня, пока войдешь в этот темпоритм. Ты входишь в такое состояние, слегка измененное, как будто впадаешь в своеобразный транс, и просто живешь вне времени.

Это сложно объяснить. Я уже говорил, что постоянно ходил из угла в угол: четыре метра, семь шагов в одну сторону, семь обратно — и так 14 из 16 часов бодрствования.

Сядешь, отдохнешь на приемы пищи — и снова семь шагов туда, семь обратно. Погружаешься в свои мысли. Не знаю, как молодые ребята это проживают.

У меня-то уже есть какой-то жизненный опыт, поэтому все время думаешь, вспоминаешь, мечтаешь, фантазируешь. Кто-то рассказывал, что считал квадратики на вафельном полотенце. Где-то паучок пробежит — обрадуешься.

ПКТ (помещение камерного типа — С.) как ШИЗО, только режим чуть полегче. Там на ночь выдают матрас с подушкой и одеялом. Там есть маленькая ячейка, в которую можно положить целый список всего.  

Это и тетрадь, и две книги, газеты, журналы до 3 штук, ручку, чай, кофе, кружку, кипятильник и даже какие-то продукты питания из отоварки.

Температура там такая же, как в ШИЗО. Просто укрыться одеялом в таких условиях кажется пределом мечтаний, по сравнению с голыми нарами в карцере.

Наказание в ПКТ измеряется месяцами, максимум — 6 месяцев. Но опять же, если их нужно продлить, найти нарушение, чтобы дать следующие полгода, это не составляет труда.

Вы спрашивали, что тяжелее всего. Наверное, у каждого свой порог. У меня обостренное чувство справедливости. И мне было тяжело даже не столько от этих постоянных наказаний, сколько от того, что происходит этот абсурд. Что это наяву, а не во сне.

Мне не столько страшно было попасть в ШИЗО или ПКТ, и в целом выносить заключение, сколько было невыносимо понимать то, что с тобой могут сделать все, что хотят, а ты ничем не можешь ответить. Абсолютно. У тебя вообще нет никаких инструментов.

Наверное, это можно сравнить с изнасилованием. Психологически точно это изнасилование, один в один.