«Вскрывал вены, потому что понимал: если это продлится еще немного, то выйду полным инвалидом»

Блогер из Березы Александр Кабанов, который в 2020 году фактически был пресс-секретарем инициативной группы Светланы Тихановской, в декабре 2022 года освободился после трех лет в неволе.

О своем заключении, пытках в белорусских колониях, сотрудничестве с Тихановской он рассказал в интервью после того, как смог покинуть Беларусь.

Выбрали самое интересное.

Тихановская несколько раз просила дать в СМИ информацию, что она будет сниматься с предвыборной гонки

— Мы общались с Сергеем Тихановским, и тут его закрывают. Я узнаю из СМИ, что у него есть жена и что она регистрируется (в кандидаты в президенты), — вспоминает активист о знакомстве со Светланой Тихановской на «Р*дыё Свабода». — И тут мне звонок: «Я Светлана, жена. Сергей передал через адвоката ваш номер и сказал, что он доверяет вам и что, если мне нужна будет помощь, чтобы я звонила только вам».

По словам Александра, Тихановская просила об организационной помощи с учетом предыдущего опыта активиста, ранее участвовавшего в избирательных кампаниях.

— У нее самой большой проблемой была связь со СМИ. Я сказал, что ненормально прятаться от журналистов, надо выходить в свет, это президентская кампания: «Ты должна быть публичным лицом, давай работать в этом направлении. Я беру на себя СМИ, начинаем готовить тебя к интервью». И я стал проводить с ней тренинги.

Предупредил не только ее, но и членов команды, что все может закончиться тюрьмой: «Вы должны четко понимать риски, куда вы влезли. Посмотрите, чем заканчивались предыдущие выборы».

Когда я пообщался со Светланой, понял, что она домохозяйка, что попала в компанию, которую она не понимает. Нужно было ее поддержать, морально в первую очередь, потому что женщина с двумя детьми — и вдруг вот это все падает ей на голову. Нужно обязательно, чтобы кто-то был рядом и помогал.

Я ее познакомил с людьми, которым можно доверять. И сейчас с ней многие из них. Ну, а дальше получилось то, что получилось…

Было несколько моментов, когда она устала от всего этого, там, микроавтобус какой-то непонятный дежурит возле подъезда и т.д. И говорила: наверное, мне надо закругляться и уходить. И я ее уговаривал не делать этого.

Несколько раз она просила меня дать в СМИ информацию, что она будет сниматься (с предвыборной гонки). Я сказал, что не буду этого делать, сказал: посмотри на этих людей, которые стоят в очереди с паспортами, чтобы поставить свою подпись, их уже начали прессовать, закрывать, а ты взяла на себя ответственность, надо ее нести до конца.

«Камера ледяная, дышишь — пар идет изо рта»

— Колония — это пытки и избиения. Это ШИЗО. Я из ШИЗО не вылазил. Когда приезжает «политический», его сразу же делают «злостным нарушителем режима». Что это такое? Тебе говорят, что у тебя была расстегнута пуговица, ты не поздоровался, у тебя в тумбочке не убрано — и за все такое и прочее на тебя будет составлен акт.

Все — ты злостный нарушитель режима, становишься особо опасным за такие мелочи, которых на самом деле и не было.

Но их невозможно оспорить, ничего невозможно сделать. На меня, как только я приехал, буквально через дня три-неделю уже было три акта, и по одному из них меня ставят мыть унитазы.

А моют унитазы в колонии понятно кто — лица с низким социальным статусом. Это один из инструментов давления администрации колонии на заключенных. Надо кого-то закрыть в ШИЗО — ставят на унитаз, надо сделать злостным нарушителем — ставят на унитаз.

Я отказался, меня отправили в ШИЗО на 30 суток. Это «одиночка»: в 5 утра – подъем, в 6 – завтрак, в 11 – обед, в 16 – ужин и все.

Был момент, когда я вскрывал вены, потому что понимал, если это продлится еще немного, то выйду полным инвалидом.

Меня пытались заморозить, посадили в камеру без отопления в ноябре и положили на нары прямо под окном, окно и вентиляцию открыли. Вроде бы нары отложены, спать можно, но нет ни подушки, ни одеяла, ни матраса.  

Все в плитке, бетонный пол — камера ледяная, дышишь — пар идет изо рта. Чтобы там продержаться, надо все время отжиматься, приседать. Ты не можешь сидеть, да и негде, все ледяное. Все время двигаешься — 5 часов, сутки, на вторые сутки силы начинают тебя покидать. Ты понимаешь, что надо где-то лечь поспать, но если ты ляжешь, ты себе что-то отморозишь и можешь лишиться каких-то органов.

Понял, что надо что-то делать, потому что сидеть еще много суток, а ты столько не выдержишь. При этом никто не бьет, не угрожает, тебя просто держат в этом холодильнике. Чтобы прекратить, способ только один — выехать в больницу и дать понять администрации колонии, что ты будешь дальше себя «кромсать». 

Но когда у тебя бритва в руках и ты стоишь рядом с умывальником, у тебя все равно ступор. Думаешь: ты же себя сейчас будешь резать. Однако какие варианты? И начинаешь…

Сотрудник приходит забирать станок, а камера — в крови. Меня вывозили в больницу в Новополоцк зашивать (руку), наложили 8 швов. Однако после меня снова вернули в ШИЗО.

«Все знают, что общение с Бабарико заканчивается ШИЗО»

Блогер рассказал и о Викторе Бабарико, который также отбывает наказание в Новополоцкой ИК-1.

— В Новополоцке все очень жестко, в разных отрядах разные локальные участки, все огорожено, нельзя перемещаться. Возможности встретиться с кем-то и о чем-то поговорить нет. Но все знают, что общение с Бабарико заканчивается ШИЗО.

Вокруг него создан такой вакуум, куча стукачей, которые следят за тем, чтобы к нему никто не подходил, никто ничего не говорил. И он это прекрасно понимает, ходит сам по себе, даже старается не здороваться с людьми для того, чтобы никого не подставить.

Его поставили сейчас на одну из самых тяжелых и грязных работ — угли (политзаключенный выжигает древесный уголь — С.). Он вину не признает, на него идет определенное давление.

Но самое интересное, что общения с ним избегают не только заключенные, но и сотрудники, и администрация. Я спрашивал у некоторых, почему они боятся Бабарико. Те отвечали: «А если завтра он станет президентом! И нам потом не поздоровится. Поэтому лучше мы будем держаться подальше».

Письма от Воскресенского уходили в унитаз

— Мне приходило четыре письма от Воскресенского. Когда получил первое, еще не знал, кто это, а там: «Дорогой друг, мы за вас болеем…». Я в ответе спросил: «Кто вы и кто входит в ваш «Круглый стол»?». А потом адвокат все объяснил и остальные письма от него уходили в унитаз.

Меня вызвал оперативник и спросил: «Вы на помилование писать будете?». Ответил: нет, конечно. «И вину признавать не будете?». Я не понимал, кому писать на помилование?.. Из-за этого (жесткого ответа – С.) меня перевели в могилевскую Тюрьму № 4.

Они пытались, чтобы как можно больше людей написало на помилование. Кроме этого хотели, чтобы писали покаянные письма, выступили по телевидению. Им нужна была фактура, показать, что мы мерзавцы, ошиблись, а они оказались правы… 

Сохранить рассудок там помогают мысли, воспоминания, думаешь о родных, о близких, планы какие-то строишь, понимаешь, что рано или поздно все равно выйдешь, пытаешься эту обстановку отбросить, как будто ты не здесь, ты в другом мире.

Отношение людей к власти не изменилось

Блогер признался, что выйдя из заключения, увидел белорусов такими, как ожидал: запуганными, но не сломленными. 

— В 2020 году еще приходили газеты. Также у нас был телевизор, понятно, что новости там достаточно своеобразные, но из них что-то перевернуть и понять, что происходит, можно, — рассказывает Александр о том, как за решетку проникает информация. — Плюс приезжали люди, которых арестовывали, они рассказывали, где были, что видели. Я был в шоке.

Думал, что выборы пройдут как обычно: разгонят, посадят, три-пять дней — и все успокоится, а Беларусь останется прежней. Того, что произойдут такие перемены, я не ожидал.

Про войну мне рассказал адвокат. Она уже шла недели две, но мы не знали об этом. Еще по дороге к адвокату меня предупредили: «Ты сейчас офигеешь, как узнаешь новости».

И мне дали распечатанные новости, я начинаю читать и не верю своим глазам. Вернулся в камеру, рассказал всем, все тоже были в шоке. В голове не умещалось: Россия и Украина — война. Война в Украине, однозначно, влияет на нашу внутреннюю повестку…

После освобождения увидел, что люди в страхе, многие говорят: все пропало. Это не так. Надо понимать, что всегда есть взлет и падение.

Разве что-то изменилось в плане отношения людей к власти? Ничего не изменилось. Отношение только ухудшилось. Причем не только у противников режима, но и у сотрудников колоний, у администраций, у тех, кто возит «столыпинские» вагоны.

Люди прозрели. Они четко понимают, что Лукашенко нелегитимный, что в стране произошел конституционный переворот, то есть власть захвачена силовым путем. Они объясняют это тем, что у Лукашенко не было выбора, говорят, что тогда бы мы его возили в том же вагоне «столыпина», а не вас. Поэтому, мол, он на это пошел. Но то, что он выборы проиграл, это все прекрасно понимают.

В стране все шифруются, пытаются не говорить напрямую свои мысли, очень аккуратны в соцсетях. Но само отношение людей к власти не изменилось. У кого-то появилась еще более жесткая позиция, больше стало ненависти, несмотря на этот страх. И я думаю, что этот страх рано или поздно перейдет в другую фазу — активности.

Об освобождении

— Время там летит быстро, на самом деле. Оно однообразно, поэтому летит быстро. Самое главное, научиться себя загрузить работой. Сначала ты не веришь, что ты в тюрьме и думаешь: что я тут делаю? А потом тебе не верится, что это последний момент, ты выходишь за ворота, кажется, что сейчас подойдут люди, покажут удостоверение и скажут «пройдемте».

Когда сам вышел за ворота, прошел весь этот контроль, сели в машину, поехали — и через час ощущение, что это был сон, и ты там не был, что это все о ком-то другом, не о тебе.