Юля Навацкая: «ОМОН ворвался к нам в первый день войны. До сих пор не понимаю почему»

— Вы были вынуждены продать своими руками построенный дом в Минске и переехать сначала в Грузию, а затем в Польшу. Какие эмоции пережили, и какой совет дали бы себе тогдашней?

— В 2020-м мы строили дом и, несмотря на риски и отчаяние, когда стало понятно, что протест не побеждает, все-таки решили оставаться в Беларуси.

В том же году мы решились на ЭКО, сделали первый протокол, я забеременела, и нам было важно оставаться в стране, строить дом и ту семью, которую запланировали.

К сожалению, в 2021-м на 40-й неделе беременности я потеряла дочь. Мы оказались на распутье, какую дорогу выбрать и куда двигаться.

У нас был еще один замороженный эмбрион. И я молилась, чтобы в последний день пребывания на родине мне смогли сделать подсадку. Очень не хотелось оставлять эмбрион в Беларуси.

После переезда основной поддержкой для меня стали терапия и муж, который позволял вместе с ним фантазировать: а какой еще могла быть наша жизнь, чтобы она нас устраивала?

Забавно, что, переехав после Грузии в Краков, мы поселились в первой попавшейся квартире, которая оказалась в двух километрах от клиники с высшим рейтингом. Я увидела в этом знак, и там мы продолжили наш путь лечения от бесплодия. В 2023-м году, снова с помощью ЭКО, я забеременела сыном.

Самым главным этапом, который позволил отгоревать всю ту дорогу — потерю дома, дочери, семьи, которая могла быть в Беларуси — стало написание книги. Мне показалось важным поделиться не только своей историей, но и тем, как с точки зрения психотерапии можно проживать перинатальную потерю.

Когда писала «Опустевшее сердце. Как пережить потерю ребенка», замечала, что с каждой главой какая-то часть моей травмы становится прошлым, залечивается, закрывается и перестает быть болезненной.

Книга вышла, когда я была в первом триместре беременности сыном. И в это же время мы купили квартиру в Кракове. Это тоже был важный закрывающий этап: мы потеряли дом в Беларуси, но случилась другая история, и это символически очень важная опора.

При травме очень важно дать пространство гореванию, искать для себя смыслы: понимать, что ценного я готова взять из этой ситуации? О чем бы мы ни говорили — о потере, об эмиграции, о бесплодии.

А дальше пробовать конкретные шаги, когда рождается внутренняя энергия. Чтобы новая дорога становилась явной. Чтобы она не только была в фантазии — а как могло быть по-другому? Важно пробовать, тестировать, чтобы видеть свой новый путь более явно.

«Шоковая заморозка, словно природная анестезия, позволяла двигаться вперед»

— Что касается самого переезда из Беларуси, он случился в 2022-м. ОМОН ворвался к нам в первый день войны. До сих пор у меня нет понимания, за что конкретно. Поводов было много, но ни один из них нам не озвучили. В первую очередь повод, в связи с которым забрали мужа.

Мы не удивились, к тому моменту в нашем окружении забрали уже многих друзей. Понимали, что такое может произойти и с нами. Но, безусловно, первой реакцией стал шок. Я его проживала очень кратко, потому что пришлось действовать быстро, мобилизовать силы, чтобы организовать переезд и новую жизнь.

Фаза шока, как такая безэмоциональность, невключенность в состояние ужаса и ярости, сохранялась две недели, пока муж был за решеткой. Эта шоковая заморозка, как природная анестезия, позволяли идти вперед.

Когда после выхода мужа мы приехали в Грузию, это состояние отпустило, но на поверхность поднялись боль, горечь, ярость, доходящие до ненависти. Тяжелые переживания, которые мы все испытываем в проживании горевания. Ситуация, когда мы теряем свободу, теряем безопасность, а в нашем случае это была и потеря дома, построенного своими руками.

Все это наслоилось на большой кризис нашей личной жизни, связанный с потерей ребенка.

И очень ярко и интенсивно переживалось вдвойне.

Это все стандартные задачи горя — пройти по этим этапам. И самое важное, на мой взгляд, как психолога, в состоянии такого кризиса и переживании острой потери — позволить своей психике совершать «работу горя». Позволить проходить кризис, не зажимаясь от боли.

Когда очень больно физически, есть две реакции в теле: мы можем переставать дышать или начинаем сильно зажиматься, чрезмерно напрягаясь. Со многими это происходит автоматически, как привычный паттерн реакции тела на боль.

Лучший способ проживать боль, которая мучает женщину в родах, в любых телесных активностях и практиках — это дышать и, наоборот, расслаблять то место, где больно. Дышать «в то место», где больно. Важно дышать и позволять своей психике и своему телу, сознанию переживать эмоции, которые возникают, пропуская их через себя, не задерживая в теле. Давая им, как волнам, проходить и отпускать.

Это не легкий процесс, понимаю, что сказать проще, чем сделать. Себе бы я в тот момент кризиса не отправляла такой совет из настоящего, потому что любое старание как можно лучше прожить горе, именно старание, приводит к тому, что мы искусственно пытаемся свою психику куда-то повергнуть, куда-то ее двигать.

А основной фокус заключается в том, чтобы проживать горевание и кризис очень свободно. Важно дать этому процессу состояться.

«Очень сложно объяснить друзьям из прежней жизни, оставшимся в Беларуси, почему у тебя такой низкий уровень энергии»

— Что оказалось самым сложным в то время и в принципе во время вынужденной эмиграции?

— Очень сильная внезапность с военным контекстом. И высокая степень неопределенности: мы улетели в другую страну сразу как муж вышел после суток. Без плана на профессиональную жизнь, поскольку рабочая жизнь мужа была связана с русскоязычным пространством, где он вел мероприятия.

У меня тоже возникли нюансы, как сохранить профессию психолога в чужой стране и при этом попытаться выжить. Рядом были друзья, но для такого серьезного кризиса это достаточно низкое количество опор.

Самым сложным было не рассыпаться и не разбиться об это страдание, двигаясь в направлении исцеления. Но при этом, как я уже сказала, позволять этому процессу горевания быть и не ускорять процесс.

— Какие бытовые сложности оказались сюрпризом?

— Когда перебрались в Польшу, заново искали квартиру, пытались интегрироваться. Иногда казалось, это не важно, в какой-то момент не хотелось социализации. Языка мы не знали, случился период одиночества и грусти от того, что не с кем разделить даже базовые походы в гости, общение, да те же настольные игры. Мы поняли, что нужно самим создавать базовое пространство с новыми людьми, которых потом сможем называть друзьями.

Очень сложно объяснить друзьям из прежней жизни, оставшимся в Беларуси, почему у тебя такой низкий уровень энергии, когда ты «всего-то сходил в магазин и подключил в банке сим-карту». А устал так, будто грузил мешки. Это все из-за постоянного фактора новизны и сложных новых процессов. 

Еще одна сложность, которая есть у меня, и я замечаю тенденцию у других — не всем сразу удается выбрать страну или город для новой жизни. Это тоже новый виток кризиса, не такого острого, но ощутимого. Когда уезжают друзья или переезжаешь сам.   

— На ваш взгляд, в вынужденной эмиграции тяжелее в моральном плане или все же в налаживании ежедневной рутинной жизни на новом месте?

— Нельзя разделять моральные переживания и налаживание ежедневной рутины. Это бесконечный взаимосвязанный цикл, где мы стараемся влиять на обе «стороны медали», чтобы жилось легче, проще и приятнее. Это же работает в любых жизненных кризисах. Но идеал недостижим, особенно в эмиграции.

Есть люди, которые утопают в горевании, а есть такие, как я. Которые даже в вынужденной эмиграции поставили четкие границы, что «я больше не вернусь». И проживают эмоции от ярости-злости до благодарности-принятия нового пространства и нового уровня энергии. «Мне реально тут лучше. Спасибо! Хочу именно тут строить свою новую жизнь».

На этой энергии я первое время хорошо выживала.

— Насколько сложно было перестроиться в работе, вам и мужу, который в Беларуси был ведущим мероприятий?

— Мужу было непросто, он поменял сферу деятельности, начал с нуля. Вначале были ощущения сродни «лишиться работы — лишиться руки»...

Сейчас у мужа свое СТО в Кракове. Начинать все заново для взрослого человека — как лишиться важной части себя. Мне было проще перевести клиентов в онлайн, и я благодарна многим, кто остался со мной.

«Нужна поддержка от партнера, а партнер в эмиграции сам находится в кризисе»

— Как психолог вы сопровождаете женщин на этапе беременности, от зачатия до послеродового периода. Основная категория — женщины в процессе ЭКО и лечения от бесплодия. Вы сами прошли сложный путь, через 5 лет попыток забеременеть сделали ЭКО.

Как правильно проживать этот период, когда на кучу страхов нынешней жизни накладываются еще и личные, порой трагичные переживания, когда не получается выносить ребенка?

— Беременность в эмиграции — сложный процесс, поскольку медицинская система иная, иные подходы и языковой барьер. Повышается тревога, возникает много вопросов и непонятностей. Особенно у женщины, которая пережила бесплодие. Это всегда наслоение кризиса. Эмоциональный фон увеличивается вдвое. Плюс, конечно же, нужна поддержка от партнера, а партнер в эмиграции часто сам находится в кризисе.

Одна из первых рекомендаций — понять, кто будет поддержкой для семьи, дополнительной поддержкой для женщины, если прямо сейчас партнер в своих сложных переживаниях. Для женщины важно снижать темп и требовательность в этих вопросах, что «я вот должна», в репродуктивных темах этот посыл всегда высок.

«Часики тикают» — фраза, которая звучит отовсюду. И в некоторой степени она является реальностью, потому что биологически женщина так создана, что со временем ее репродуктивная функция снижается.

Но в любом случае, на каждом этапе кризиса можно находить свои поддерживающие пространства. Объединяться с другими беременными или с теми, кто только планирует зачать малыша.

— Страх нынешней ситуации еще и в том, что многие женщины, планировавшие беременность в 2020-м, оказавшись в эмиграции, понимают, что «не время». Ставят «на паузу», а время идет. В чем, на ваш взгляд, главные страхи и неправильность мышления в такой ситуации?

— Здесь важна честность и чувствительность к себе, в том, как я проживаю кризис. Многие женщины в остром его проживании не готовы выбирать беременность или лечить бесплодие.

Сколько нужно времени конкретной женщине, чтобы ее ресурс восполнился, а фокус сместился, и она смогла бы двигаться дальше? Будет ли это критично в ее репродуктивной истории? Если женщина находится в истощении, а семья в кризисе и ресурса совсем нет — может, действительно, стоит поставить на паузу. Женщина такое считывает, чувствует и выбирает для себя лучшее.

«Я называю это «украшать свою жизнь эмиграцией»

— Другое дело, что ресурс всегда будет утекать: находимся ли мы в кризисном периоде или живем в кризисное время. И тогда вопрос в том, как организовать свою жизнь так, чтобы даже внутри этого кризиса оставался ресурс жить и двигаться дальше.

Это вопрос как мы умеем осознавать свое состояние, творчески приспосабливаться к контексту и имеем ли гибкость и вариабельность того, как я могу жить и какие паттерны могу использовать в кризисное время.

— Что для вас сейчас самое сложное или уже полностью адаптировались в Польше?

— Адаптация продолжается. В первое время мы много путешествовали, воспринимали эмиграцию как исследование, подмечали новое и интересное. После рождения ребенка и покупки квартиры на поездки уже почти нет времени, но теплые воспоминания греют душу.

Для меня сейчас самое сложное — поиск оптимального баланса: насколько глубоко и быстро мне нужно интегрироваться и где найти силы на эту глубину?

Спустя 2,5 года эмиграции большой кусок задач закрыт, и я уже получаю удовольствие от решения каких-то более мелких дел. Я называю это «украшать свою жизнь эмиграцией». Делая ее более комфортной, чтобы ощущать себя еще больше дома, рядом со своими людьми.